Историк - Страница 145

145

Тургут наконец вспомнил о забытой кофейной чашке, и миссис Бора поспешила наполнить ее.

— Тайна охранялась так тщательно, что даже янычары не знали, что среди них есть подобное общество. Возлюбленный Отец Правоверных скончался в 1481 году, но его Стража продолжала существовать. Иногда, при более слабых султанах, янычары становились могучей силой, но мы хранили тайну. Когда империя распалась, мы выжили, потому что никто о нас не знал. Отец Селима Аксоя сохранил наши хартии в первую великую войну, а сам Селим — во время последней. Он и теперь хранит их в завещанном нам тайнике.

Тургут шумно выдохнул и с удовольствием отхлебнул кофе.

— По-моему, — недоверчиво протянула Элен, — вы говорили, что ваш отец был итальянец? Как же он оказался в Страже Полумесяца?

— Верно, мадам, — кивнул Тургут. — Однако мой дед с материнской стороны был весьма активным членом Стражи и не хотел смириться с тем, что его род прервется на нем. У него была только дочь, но когда он понял, что при его жизни империи настанет конец…

— Ваша мать? — ахнула Элен.

— Да, моя дорогая… — Тургут сочувственно улыбнулся. — Не у вас одной замечательная мать. Помнится, я говорил вам уже, что для своего времени и своей страны она была необыкновенно образованной женщиной, — и мой дед не жалел сил, чтобы пополнить ее знания и поддержать честолюбие, чтобы подготовить ее к службе в Страже. Она заинтересовалась техникой, когда эта область знаний едва начинала развиваться, и после введения ее в Стражу дед отпустил ее учиться в Рим — у него были там друзья. Она освоила сложнейшие области высшей математики и читала на четырех языках, в том числе по-гречески и по-арабски.

Он на турецком пояснил что-то жене и Селиму, и оба одобрительно заулыбались.

— Она держалась в седле как лучший из всадников султана и — хотя мало кто знал об этом — стреляла не хуже.

Он подмигнул Элен, и я вспомнил ее пистолетик — хотел бы я знать, где она его прячет?

— Мой дед посвятил ее в науку о вампирах и научил, как защищать живущих от злых замыслов. Если вы хотите ее увидеть, вот ее портрет.

Он поднялся, взял со стоявшего в углу резного столика карточку и бережно вложил в руку Элен. Удивительный портрет с мягкой отчетливостью фотографических снимков, сделанных в начале века. Дама, терпеливо позировавшая для долгой выдержки в стамбульской фотостудии, выглядела спокойной и собранной, но фотографу, скрывавшемуся под черным полотном, удалось сохранить насмешливую искорку в ее глазах. Отретушированная кожа над черным платьем была безупречно гладкой. Лицо напоминало черты Тургута, хотя нос был тоньше и линия подбородка мягче. Подобное хрупкому цветку на стебле стройной шеи — лицо персидской княжны. Встретив ее улыбающийся взгляд, я вдруг пожалел, что нас разделяют годы.

Тургут снова любовно коснулся рамки портрета.

— Дед проявил мудрость, когда нарушил традицию и сделал ее членом Стражи. Это она собрала разрозненные клочки архива по разным библиотекам и вернула их в первоначальное собрание. Мне было пять лет, когда она убила волка, — мы выехали тогда на лето из города. А когда мне исполнилось одиннадцать, она научила меня стрелять и ездить верхом. Отец горячо любил мать, хотя она пугала его своим бесстрашием: он всегда говорил, что уехал за ней из Рима в Турцию, чтобы хоть как-то оберечь отчаянную девушку. Мой отец, как и достойные доверия жены членов Стражи, все знал о ней и постоянно тревожился за жену. Вот он… — Тургут указал на писанный маслом портрет, висевший рядом с окном.

На нем был изображен солидный, надежный, добродушный мужчина в черном костюме, черноглазый и черноволосый, с мягким выражением лица. Тургут говорил, что отец изучал историю итальянского Ренессанса, но я легко представлял этого человека играющим в камушки с маленьким сыном, между тем как жена заботилась о более серьезном образовании мальчика.

Элен шевельнулась, украдкой вытянула ноги.

— Вы сказали, что дед ваш был активным членом Стражи Полумесяца. Что это значит? Чем вы занимаетесь?

Тургут с сожалением покачал головой.

— Этого, коллеги, я не могу рассказать вам в подробностях. Есть вещи, которым следует оставаться тайной. Мы рассказали вам то, что рассказали, потому что вы спросили… почти угадали — и чтобы вы верили, что можете полностью рассчитывать на нашу помощь. Для Стражи чрезвычайно важно, чтобы вы отправились в Болгарию — и как можно скорее. Нас осталось очень мало, — он вздохнул, — и у меня, увы, нет сына или дочери, кому я мог бы передать свою миссию, хотя Селим воспитывает племянника в наших традициях. Но вы можете рассчитывать, что мы поддержим вас, где бы вы ни были, со всей силой оттоманской решимости.

Я сдержал стон. Можно было спорить с Элен, но спорить с тайной мощью Оттоманской империи мне не по силам. Тургут поднял палец:

— Я должен предупредить вас, друзья мои, и очень серьезно предупредить. Мы отдали в ваши руки тайну, которая заботливо — и успешно, как мы полагаем, — охранялась пятьсот лет. У нас нет оснований думать, что она известна нашему старинному врагу, хотя он, бесспорно, ненавидит наш город и боится его, как ненавидел и боялся при жизни. В хартии нашей Стражи Завоеватель низвергает его власть. Всякого, кто выдаст тайну Стражи нашим врагам, постигнет немедленная казнь. Насколько мне известно, такого никогда еще не случалось. Но я прошу вас быть осторожней как ради вас самих, так и ради нас.

В его голосе не было ни намека на злобу или угрозу, только глубокая озабоченность. Я услышал в нем неколебимую верность, позволившую султану завоевать великий город — несокрушимую доселе твердыню заносчивой Византии. Говоря: «Мы служим султану», он имел в виду именно то, что сказал, хотя сам родился спустя полтысячелетия после смерти Мехмеда. Солнце за оконным стеклом спустилось ниже, и розовый луч тронул крупное лицо Тургута, подчеркнув скрытое благородство его черт. Я подумал вдруг, с каким восторгом смотрел бы на Тургута Росси. Он увидел бы в этом человеке живую историю. Сколько вопросов — вопросов, которые мне даже не приходили в голову, задал бы Росси на моем месте!

145