Историк - Страница 109

109

— Одну минуту, — отозвался я, — только договорюсь об ужине.

Я без малейшего труда нашел Хью Джеймса — англичанин, видимо, тоже искал меня. Мы договорились встретиться в семь часов в вестибюле университетской гостиницы. Элен собиралась на автобусе добраться к тете, и по ее лицу было ясно, что она всю дорогу будет гадать, что я услышал от Джеймса. Стены библиотеки сияли гладкой свежей охрой, и я в который раз подивился, как быстро отстраивается Будапешт, стирая следы, оставленные войной. Вспомнив намеки тети Евы, я подумал, что подобного результата помогает добиться не только коммунистический задор, но и жар венгерского патриотизма.

— О чем задумался? — спросила Элен.

Она снова натянула перчатки и придерживала перекинутый через плечо ремешок сумочки.

— О твоей тете.

— Если она тебя так очаровала, возможно, мама окажется не вполне в твоем стиле, — она лукаво улыбнулась, — но завтра увидим. А пока нам надо кое-что поискать здесь.

— Что именно? Что за таинственность?

Она не отозвалась, и мы вместе прошли в широкую резную дверь.

— Ренессанс? — шепнул я Элен, но она покачала головой.

— Стилизация девятнадцатого века. Первоначальное собрание только в восемнадцатом веке перенесли в Пешт — оно хранилось в Буде, да и университет находился там же. Мне один библиотекарь рассказывал, что большая часть старинных книг попала в библиотеку из семей, спасавшихся в шестнадцатом веке от оттоманского нашествия. Как видишь, и мы кое-чем обязаны туркам. Кто знает, где были бы теперь эти книги, если бы не они.

Приятно было снова войти в библиотеку, почувствовать родной домашний запах. В этой псевдоклассической сокровищнице повсюду виднелись темные резные панели, галереи, балкончики, фрески. Но мой взгляд манили книги — ряды книг, сотни и тысячи книг, выстроившихся вдоль стен от пола до потолка: красные, коричневые, позолоченные корешки, мраморная гладкость переплетов и форзацев, темная от времени шероховатость обрезов. Я задумался, где прятали их во время войны и сколько труда ушло, чтобы снова расставить их по порядку. За кипами книг на длинных столах еще скрывались несколько студентов, а молодой библиотекарь за столиком дежурного разбирал стопки возврата. Элен заговорила с ним, и он кивнул, жестом направив нас в большой читальный зал, видный в приоткрытую дверь. Туда он принес нам толстый фолиант, положил на стол и оставил нас одних. Элен села, стянула перчатки.

— Да, — пробормотала она себе под нос, — кажется, тот самый. Я просматривала его перед отъездом из Будапешта, но тогда он показался мне малоинтересным.

Она открыла титульный лист, и я снова увидел незнакомый язык. Слова казались смутно знакомыми, но понять было невозможно.

— Что это? — Я ткнул пальцем в строку, в которой заподозрил название.

Буквы, отпечатанные на плотной гладкой бумаге, отливали коричневым.

— Румынский, — пояснила Элен.

— Ты на нем читаешь?

— Ну конечно… — Она положила ладонь на страницу рядом с моей, и я заметил, что руки у нее немногим меньше моих, хотя ладонь уже и пальцы тоньше. — Вот, — продолжала она, — ты латынь учил?

— Очень мало, — сознался я, но все же попробовал перевести заглавие: — «Поэзия Трансильванских… чего-то там… 1690».

— Гор, — подсказала Элен. — Нет, точнее будет нагорий. «Поэзия Трансильванских нагорий». Очень неплохо.

— Я думал, ты не говоришь на румынском, — заметил я.

— Почти не говорю, но читать с грехом пополам могу. Я ведь десять лет учила латынь в школе, и тетя часто заставляла меня читать и писать по-румынски. Мать, конечно, была против, но тетя очень упряма. Она никогда не говорит о Трансильвании, но в душе никогда не забывает о ней.

— А что это за книга?

Элен бережно перевернула первую страницу. Я увидел длинные колонки текста, в которых с первого взгляда не нашел ни одного знакомого слова, к тому же взгляд терялся во множестве крестиков, ударений, апострофов и других значков над знакомыми латинскими буквами. Может, язык и принадлежал к романской группе, но больше напоминал колдовские заклинания.

— Я наткнулась на это издание, когда в последний раз просматривала литературу перед поездкой в Англию. Честно говоря, у нас в библиотеке материалов почти не нашлось. Я отыскала несколько документов, относящихся к вампирам вообще — Матьяш Корвинус, наш король-библиофил, ими весьма интересовался.

— Да, Хью говорил, — пробормотал я.

— Что?

— Потом объясню. Продолжай.

— Ну, я решила перевернуть каждый камешек, поэтому пришлось перечитать массу материалов по Валахии и Трансильвании. Потратила несколько месяцев и заставила себя прочесть даже книги на румынском. Конечно, большая часть исторических сведений написана на венгерском, как-никак, земли веками принадлежали Венгрии, но и на румынском кое-что попадалось. То, что ты видишь, это собрание народных песен Валахии и Трансильвании, собранных анонимным автором. Здесь не только песни — встречаются настоящие эпические поэмы.

Я разочарованно вздохнул, прощаясь с надеждой увидеть редкий исторический источник, относящийся к Дракуле.

— И здесь упоминается имя нашего друга?

— Боюсь, что нет. Но одна песня застряла у меня в памяти, и я вспомнила ее, когда ты рассказывал о находке Селима Аксоя в стамбульском архиве — помнишь, тот отрывок о вступлении в город карпатских монахов с телегой и мулами? Теперь я жалею, что не попросила Тургута записать нам перевод.

Она начала осторожно листать страницы. Изредка вверху страниц попадались иллюстрации: гравюры, в основном копирующие орнамент народных вышивок, хотя встречались и грубые наброски деревьев, домов и животных. Печать была отчетливой и аккуратной, но сама книга немного напоминала примитивную рукопись, сшитую и переплетенную вручную. Элен пробежала пальцем первые строки какой-то песни, пошевелила губами, покачала головой.

109